А мы не делаем ракеты

Наверное, я живу в системе духовных ценностей, не сопрягающейся с той, в которой существуют многие из коллег в республике и за рубежом. Они считают меня «белой вороной» за то, что я, как наседка, пытаюсь оградить хоомей, традиционное музыкальное искусство тувинцев, от коррозии попсы и попыток полностью подчинить его развитие законам шоу-бизнеса. На самом деле моя позиция проста и естественна. В основе ее твердое убеждение в том, что в культуре нет прогресса как такового, то есть движения от примитивного к высокому. Да, в нашем мире все течет и изменяется. Кроме одного – природы человека, которую принято называть душой. Человек в своей сути не изменился с тех пор, как начал думать и говорить. В этом мнении сходятся и сходились все великие умы, помните Пушкина: ничто не ново под луной… Не изменилось мироощущение людей, поскольку прежними остались инструменты восприятия окружающего: зрение, слух, обоняние и осязание. Со времен Рембрандта и Рублева в распоряжении у художника все те же семь цветов, со времен Вивальди и Моцарта в арсенале композиторов – семь нот. Это значит, что ничего нового в искусстве создать практически невозможно. А вот разрушить то, что есть, потерять безвозвратно – очень легко. Тем более, когда речь идет о таких хрупких явлениях, как культура нашего маленького народа, да и всего наследия цивилизации кочевников, на глазах растворяющегося под натиском научно-технического прогресса, урбанизации мира.

Именно поэтому я говорила, говорю и буду говорить: ради Бога, экспериментируйте с хоомеем, пытайтесь синтезировать из него что-то новое, но при этом сохраняйте, пожалуйста, в чистоте то, что составляет его фундамент, его классику. Чаще всего я слышала в ответ: не плюй против ветра, все решает бизнес. …

Недавно испанские друзья привезли мне фильм «Быстрый бегун» («Тhe fast Runner»). Его выпустили Shanachie и канадские продюсеры. Фильм завоевал «Золотую камеру» Каннского фестиваля за лучший дебют (2001 г.), его версия на эскимосском языке размножена на DVD-дисках. В звуковом оформлении фильма используется «Моргул» – тексты тувинских алгышей в моей музыкальной обертке – в исполнении ансамбля «Хун-Хурту». И, наверное, этому стоило бы мне только порадоваться, но…

Не буду утомлять читателей пересказом содержания фильма, скажу, что эмоционально он воспринимается очень тяжело, как некая разновидность этнотриллера, напичканного проклятиями шамана, сценами гибели героев. Авторы дали волю мрачной фантазии, и, в приниципе, это их право. На членов жюри фестиваля эти фантазии подействовали неотразимо. Но члены жюри, в отличие от меня, автора «Моргула», не знали ни тувинского языка, ни того, что тексты алгышей не несут в себе абсолютно никакой агрессии, в них нет ни слова о каких-либо злых духах и их проклятиях. Поэтому использовать «Моргул» для озвучки такого фильма это все равно, что подать в сопровождении песенки крокодила Гены знаменитую сцену щемящего сердце зрителя свидания Штирлица с женой из «Семнадцати мгновений весны».

Мне не жалко «Золотой камеры», хотя теперь к победам на таких фестивалях я отношусь скептически. Но один эпизод «Быстрого бегуна» добил меня окончательно. Это сцена, в которой два брата-эскимоса, извините меня, мочатся на ослепительный снег под всю ту же мелодию и тексты «Моргула»! До сих пор мне довелось пережить многое, но тогда я впервые ощутила то, что называется шоком, – мир перевернулся. Однажды я застала за тем же занятием в своем подъезде двух молодых подвыпивших мужчин, и, конечно, не сдержалась, отругала от их души, но это был совсем другой случай, и забыла я о нем уже назавтра. А этот просмотр из головы не идет до сих пор...

Я забросила диск с фильмом в дальний угол ящика и с тех пор к нему не прикасалась. Для меня он ассоциируется с чем-то грязным, липким и непристойным. Знаю, найдутся люди, которые прочтут эти строки и махнут рукой: мол, вот мышь ученая, нашла из-за чего переживать. Расстроилась, видать, что за ее творение авторы фильма ей не заплатили... Если бы все было так просто. Да, это я дала «Моргулу» музыкальную жизнь. Но его основа – тексты алгышей, а для меня это – наши корни, родник нашей культуры. Это – святое, и по иному относиться к жемчужинам народного творчества я не могу. И не только я. В районах у меня много знакомых исполнителей, в том числе молодых, для которых алгыши – молитва о сокровенном. Имеет ли кто-нибудь право оскорблять эти чувства намеренно или по незнанию? Духовная материя тонка и ранима. Вспомните, к каким волнениям в исламском мире привела публикация в одной из датских газет безобидной, по мнению европейцев, карикатуры на пророка Мухаммеда. Закончились они гибелью дипломатов американского посольства в одной из ближневосточных стран. И закончились ли?

А кто даст гарантию, что аудиотреки того же «Хун-Хурту» творцы очередного этнического или политического тенденциозного «триллера» не используют для озвучки видеоматериала, оскорбляющего национальное достоинство русского или любого другого народов нашей страны? Когда я поделилась этими опасениями с одним из деятелей культуры, он только улыбнулся:

– Да что вы перегибаете палку! Ничего страшного: умный поймет, а дураку – туда и дорога...

Есть такая поговорка, знаю. Но знаю и то, что в жизни, в отличие от этой крылатой фразы, дураков не бывает. Есть люди, чьи воспитание и внутренняя культура сдерживают природную тягу к категоричным выводам и агрессии. А есть те, кого социологи называют ругательным для людей советского происхождения термином «люмпен», то есть индивидами с низким образовательным уровнем и отсутствием той самой внутренней культуры. Таких, увы, сегодня много. Я тоже не боюсь, что, увидев оскорбительный для них фильм с музыкальной подложкой из горлового пения, они объявят нам войну. Однако убеждена: после этого хоомей будет отождествляться ими с попыткой унизить их лично и их нацию вообще. Заслуживают ли этой ненависти алгыши или хоомей? Заслуживаем ли этого мы, ведь нас, тувинцев, в России идентифицируют сегодня прежде всего как родоначальников горлового пения?

А авторских гонораров, как за «Моргул», так и за другие вещи, я никогда не получала. И, наверное, не получу. После того единственного просмотра «Быстрого бегуна» у меня возникло желание подать в суд на авторов фильма. Дело это, наверное, беспроигрышное, потому что еще в советское время я включила «Моргул» в отчет о своей деятельности, который сдала в Союз композиторов СССР как член этой творческой организации. Он был, как положено, зарегистрирован и до сих пор хранится в архиве. Есть и записи первого исполнения этого проекта в 1987 году ансамблем «Тыва». Одна проблема – на судебную тяжбу денег у меня нет, а услуги адвокатов стоят дорого. Обидно. Обидно потому, что судиться в таких случаях надо обязательно. К сожалению, сегодня у нас нет иных возможностей заставить дельцов от шоу-бизнеса видеть в нашей культуре, в хоомее не только способ заработать на нем, но и искусство народа, достойное уважительного отношения к нему. Кстати, Россия до сих пор не является членом ЮНЕСКО, структуры ООН, занимающейся охраной культурных ценностей человечества. Соответственно, не подписана ею и Конвенция о защите нематериального культурного наследия, а значит, мы не можем даже зафиксировать юридически свой статус родоначальников горлового пения.

Сегодня на него претендуют и монголы, и китайцы, и корейцы, и непальцы, хотя их исполнителям и сейчас далеко до мастерства таких наших хоомейжи, какими были в прошлом веке Хунаштар-оол Ооржак, Дырышпан Монгуш и их менее известные, но не менее искусные предшественники. Я не буду приводить аргументы, на которых строятся мои научные работы, доказывающие наш приоритет в горловом пении, поверьте на слово, они неоспоримы. Значит, надо искать возможности застолбить этот статус. И не только для того, чтобы потешить свое национальное самолюбие. Хоомей – не я это выдумала – бренд Тувы, товарная марка, а значит, возможность заработать на ней миллионы, вкладывая копейки. Плохо то, что пока республика от горлового пения практически не имеет ничего. Хоомей, как часть шоу-бизнеса, фактически приватизирован продюсерами, не имеющими к Туве никакого отношения. И это обстоятельство, на мой взгляд, накладывает особую роль на наших исполнителей. Я прекрасно понимаю, что тот же Саша Чепарухин, продюсер «Хун Хурту», рад каждой возможности продать хоть поштучно треки ансамбля.

Этномузыка – не попса, рынок спроса на нее невелик, и каждая продажа –удача. Но сами «хунхуртукцы» должны же понимать ответственность перед земляками, которые не простят им унижения своего достоинства. Я уверена: знай тот же Кайгал-оол, как авторы «Быстрого бегуна» распорядятся треком «Моргула», он встал бы на дыбы. Но вот беда, насколько я знаю, контракты наших групп с продюсерами не оставляют исполнителям возможности влиять на судьбу их записей. Однако знаю и то, что бессрочных контрактов в этой среде не бывает, а значит, возможность скорректировать их есть всегда. Наверняка и законодательство дает им шанс внести эти коррективы, не дожидаясь окончания сроков контракта. Правда, для этого, если продюсер – против, надо прибегнуть к помощи квалифицированных юристов. И здесь снова все упирается в деньги. Где их взять? Для меня это вопрос риторический, то есть не требующий ответа. В бюджете денег на это нет. Но я знаю, что неразрешимых проблем не бывает. В республике есть богатые люди. Не абрамовичи, конечно, но скинуться и организовать фонд поддержки и защиты нашей культуры, наверное, они могли бы. Не сомневаюсь, что найдутся и юристы, готовые отстаивать интересы тех же горловиков только на условиях оплаты их расходов на ведение дела. Кстати, если кто-то из них вдруг возьмется защищать мои интересы в тяжбе с авторами «Быстрого бегуна» и выиграет ее, готова внести высуженные средства на счет этого несуществующего пока фонда. …

А тогда, после просмотра фильма я не удержалась и вылила все свои эмоции на близких, заявив, что буду писать об этом в прессу.

– Кому это нужно? – осадили меня они. – У республики своих проблем поважнее хватает. Тут и железная дорога, и сельское хозяйство, транспорт. Не до хоомея…

А я вспомнила, как на одном из московских мероприятий его организатор, предоставляя слово, озадачил меня:

– Зоя Кыргысовна Кыргыс – представитель самой танцующей и поющей республики Российской Федерации – Тувы!

Наверное, меня это представление покоробило так, что не заметить этого было нельзя. И он моментально добавил:

– Если я обидел вас и вашу республику – приношу извинения. Но, знаете, – обратился он к залу, – умение танцевать и петь так, чтобы душа сворачивалась и разворачивалась в изумлении и блаженстве, дается Богом и огромным трудом. Есть много народов, которые научились делать компьютеры, ракеты и «тойоты», но у них не было, нет и не будет таланта играть на струнах души. У тувинцев он есть. Этот талант надо беречь, развивать, им надо гордиться и не стыдиться зарабатывать им на жизнь. Этот талант более человечен и естественен, чем способность производить оружие и плодить смерть.

Честно признаюсь, в тот момент я с трудом удержалась от слез.

Зоя КЫРГЫС, газета "Тувинская правда"