Демиурги не какают. О книге Дины Рубиной
Живя в Иерусалиме, можно, конечно, позволить себе немного мистики, что Рубина всегда и делала с тех пор, как уехала туда. Но чтобы целый роман был посвящен женщине-ангелу! Для писательницы, которую я всегда крайне уважала за смачный дар рассказчика и нечеловеческий юмор, это было что-то новое.
Книга Дины Рубиной «Почерк Леонардо» в анонсе выглядит очень завлекательно: «Он уверял, что она – ангел…» И дальше: «История человека, который не хотел быть демиургом». Живя в Иерусалиме, можно, конечно, позволить себе немного мистики, что Рубина всегда и делала с тех пор, как уехала туда. Но чтобы целый роман был посвящен женщине-ангелу! Для писательницы, которую я всегда крайне уважала за смачный дар рассказчика и нечеловеческий юмор, это было что-то новое. Как если бы уже известная вам до дыр соседка-сплетница с мерзкой халой на голове вдруг вышла во двор в вуали, дыша духами и туманами. (Никаких аналогий!)
У Дины Рубиной очень плотный текст. Крошечный кусок типографской бумаги вмещает в себя столько звуков, запахов, историй, смешков, взвизгов, проклятий, что любому другому писателю хватило бы на полноценный рассказ или даже повесть. А Рубина щедрой энергичной рукой уминает свой материал, пакуя из него прозу, которая – что удивительно – нравится всем: и женщине, читающей опусы с названием «Тайная страсть графини Почечуевой», и вменяемому мужчине с высшим образованием. Хотя, конечно, женщин среди ее поклонниц больше. Потому что такую прозу иногда еще называют гинекологической. В хорошем смысле слова. Когда женщина в своем творчестве не может вырваться за рамки своего пола. Да и то сказать, за всю историю литературы это удавалось единицам.
Сама Рубина юмористически рассказывает, что к ней в Израиль, где она живет уже много лет, приходят письма 80-летних старушек, начинающиеся словами «Вы моя любимая писательница с детских лет…» Столько историй, рассказанных скороговоркой в ее книгах, кормили бы целый клан дебелых беллетристов лет сто. А она, как будто запыхавшись, проговаривает их сотнями на страницах всего одной книжки. Так же, как и, допустим, Лимонов, Рубина хороша в автобиографических книжках, в том, что она зорким черным глазом наблюдала во всю свою жизнь: детство, ташкентский юг, советская богема, наконец, Израиль, жизнь в земле обетованной. Но «Почерк Леонардо», этот мистический роман, как припечатали его издатели, имеет шаткую конструкцию.
История гениальной женщины-провидца рассказана несколькими людьми, спутниками ее жизни. Вялая связь этих огромных монологов окупается поразительной темой: внучка Вольфа Мессинга, которая видит людей насквозь, она же непревзойденная каскадерша-мотоциклистка, она же талантливый физик и математик, она же цирковая гимнастка, она же знаток зазеркальной реальности. И в конце концов ушедшая в потусторонний мир, в точности как Савранский из «Покровских ворот», улетев на мотоцикле в небеса. (Поставить по этому роману фильм смогли бы исключительно в Голливуде, и то при наличии хорошего сценариста. Наши телевизионщики смогли осилить только повесть Рубиной «На Верхней Масловке», сделав очень приличный сериал, благодаря актерам Фрейндлих и Миронову.) Баснословность темы тяжелым саркофагом накрыла всю психологию романа. И то правда – как описать внутренний мир девушки-демиурга? Отсюда и ходульная любовь ангела к пожилому музыканту, неправдоподобному, как желтый рассыпающийся листик партитуры XVIII века. И застенчивое, в музыкальных терминах, описание их физической любви, впрочем, характерное для любого русскоязычного писателя, строго следующего в фарватере родной классической литературы.
В своих благодарностях, каковыми обычно рассыпаются современные авторы в конце книжки, Рубина выражает признательность опытной артистке цирка, фаготисту, карильонистке, каскадеру и т.п. Это говорит о том, что трудолюбивой писательницей проделана огромная работа по вхождению в специальности. А потом, надо полагать, была сверка кусков текста с профессионалами, переписка и снова сверка. Преклоняюсь. Однако это не искажает очевидного: книжка «Почерк Леонардо» -- осторожная попытка свернуть с проторенной тропы талантливой бытописательницы. Попытка не совсем удачная.
