Б.П. Маштаков: «Главная больница моей жизни»
Как мы поднимали целину. Центр интенсивной кардиологии и сердечно-сосудистой хирургии.
книга воспоминаний Б.П. МАШТАКОВ Главная больница моей жизни 1. Как мы поднимали целину
Октябрь 1997 года. Я – главный врач краевой клинической больницы. Пару дней ушло на более детальное знакомство с ней. Знал, что есть проблемы, но не думал, что настолько большие. Больница вся в долгах, притом огромных, и из-за этого в любой момент могла остановиться. Помните те времена, когда энергетики нажимали на рубильники даже там, где были реанимации, операционные, боксы с недоношенными детьми? А в краевой на то время было две реанимации, операционный блок, большое количество диагностической и лечебной аппаратуры. Остановки жизни в больнице из-за долгов нельзя было допустить, что мне вначале казалось самым сложным и первоочередным. Складывалось такое впечатление, что мы должны буквально всем смежникам, начиная от аптек и заканчивая сантехниками. Особенно критическая ситуация была с оплатой ремонта медицинской техники, санэпидработ.
Буквально в первый же день своей работы в новой должности я понял другое: финансовые проблемы можно постепенно разгрести, а вот что делать с повальным пьянством в стенах самого крупного в Красноярском крае лечебного учреждения? Пили не таясь днём и на ночных дежурствах. Ничего себе ситуация: пьяный хирург за операционным столом – это же преступник в прямом смысле слова! Чувство вседозволенности у многих медицинских работников появилось, как я понял, из-за длительных невыплат зарплаты. На первом же собрании я заявил, что можно понять ошибки, недоработки, потому что не ошибается только тот, кто вообще ничего не делает, но пьянства я простить никогда не смогу. Это громкое заявление на фоне разваливающейся больницы было воспринято неоднозначно, мол, скажите спасибо, что на работу выходим.
На обходе в одном из отделений больницы. Начмед Н.И. Головина и заместитель главного врача по кардрам А.К. Рымарчук. 2010 год.
Засучив рукава, я с самого раннего утра до позднего вечера стал разгребать эти авгиевы конюшни. В больничных подвалах жили какие-то люди, там размещались посторонние организации, и была оборудована даже сауна, не имевшая никакого отношения к больнице. Сотрудники признавались, что боялись вечерами ходить по подземным переходам из корпуса в корпус.
И как дальше работать в системе полного безденежья? Если какие-то средства попадали на счет, долго думал, какую же дырку надо прикрыть. Но сначала – зарплата. Если люди начнут ее получать своевременно, в коллективе будет совсем иной настрой. Значит, можно будет надеяться на его поддержку.
Невыплата зарплат будоражила тогда всю бюджетную сферу Красноярского края, и здесь, казалось, выше головы прыгнуть невозможно. Львиная доля моего рабочего времени, когда я был ещё руководителем управления здравоохранения, уходила на выбивание средств для оплаты труда. В финуправлении чаще разводили руками: мол, мы не боги, казна пустая, делаем всё, что в наших силах. Максимум, что могли предложить, так это пресловутые взаимозачёты: крупу, масло, сахар, одежду и обувь – и всё по драконовским ценам. Как говорится, хозяин барин: можете не брать предложенное, но тогда и вовсе ничего не получите.
Помнится, когда сотрудники краевой станции переливания крови, устав ждать зарплату, от отчаяния перекрыли одну из главных транспортных артерий краевого центра – улицу Партизана Железняка, мне поставили в упрёк, что я не умею уговаривать людей потерпеть. Уговаривал, доказывал, что перекрытая дорога – это не метод борьбы, но в то же время понимал отчаяние голодного врача или медсестры. Кстати, тогда были большие задержки по зарплате даже в краевой администрации, поэтому практически весь бюджетный край был в схожей ситуации.
Никогда в жизни я ещё не привлекал все свои возможности и связи в краевой администрации, для того чтобы решить этот вопрос. Мне говорили: «Борис Павлович, скажите, чем лучше сотрудники краевой больницы, что они должны, как вы считаете, получить своевременно зарплату, а в других больницах и поликлиниках по-прежнему люди вместо денег имеют взаимозачёты?» Когда мне так говорили в одном кабинете, я шёл в другой и продолжал уговаривать, просить.
К счастью, находились руководители, которые брали во внимание мой главный довод: если ничего не менять, мы можем просто потерять краевую больницу как главную лечебницу края, потому что и так уже была приличная текучесть кадров. Многие высококвалифицированные врачи увольнялись и шли кто куда: представителями иностранных фармацевтических фирм, которые тогда заходили на наш рынок, другие оказывались востребованными в зарождавшейся частной медицине, а кто подался в торговлю. Если мы потеряем кадры, то здания останутся, а больницы фактически не будет. Так, одно название от неё останется. Спасибо всем тем, кто понимал меня и шёл навстречу.
Конечно, постоянное выбивание зарплаты забирало много времени и сил, но своевременность получения, как тогда говорили, «живых денег» меняла настрой людей к лучшему. Главное, что вовремя, с интервалом две недели получка и аванс. Важно, чтобы человек мог сам распоряжаться своими деньгами, решать, что, где и по какой цене ему можно купить. Сумма уже не играли большой роли. Это на первых порах. Потом мы вернулись к тому финансовому механизму начисления зарплаты, который разрабатывала когда-то для края группа О.К. Ипполитовой. Практически все больницы от него отказались, краевая клиническая – нет. Этот механизм стал нашим регулятором уровня зарплаты, когда она опять стала зависеть от количества и качества пролеченных больных.
Я и мои заместители (2001).
Хозяйственные вопросы окружили меня плотным кольцом. Заходишь в палату: ободранные тёмно-серые стены и потолки в коричневых разводах от бесконечных порывов водопровода и забитой канализации, на полах – куски рваного линолеума. Да разве так должны выглядеть хирургические палаты? Наводить элементарный порядок начали с того, что организовали ремонтную бригаду, которая могла бы проводить косметические ремонты своими силами. Приняли на работу столяров, плотников, плиточников, штукатуров – и стали делать выборочный ремонт в отделениях, куда было уже страшно зайти. Это оказалось намного дешевле, чем нанимать людей со стороны.
Что меня особенно поразило – огромное количество тараканов. Я никогда такого их скопища не видел. То, что миллионы этих тварей облюбовали краевую больницу, я узнал перед своей поездкой в Америку на операцию. Последние десять дней перед полётом находился на стационарном лечении в кардиологическом отделении – Раиса Николаевна Глизер готовила меня к непростому перелёту. Однажды ночью я проснулся от того, что на кровать стало что-то падать. Включил свет и ужаснулся – весь потолок в тараканах. От света они пришли в движение.
Я задал вопрос соответствующим службам в больнице по поводу борьбы с тараканами. Они ответили: мы не можем ничем помочь, денег нет. Надо было что-то делать для ликвидации долгов по дезпрофработам и приступать к истреблению насекомых и грызунов – переносчиков различной заразы. А крысы по подземным переходам гуляли, не боясь людей, даже днём.
Были бесконечные канализационные и отопительные проблемы. Тогда вопросами эксплуатации коммуникаций занималось частное предприятие, как и по ремонту медтехники. Прежде всего, нужен был человек, который хорошо бы разбирался и в эпидемиологии, и в санитарии, иначе вся работа главного врача могла свестись к борьбе с тараканами и крысами. Я пригласил на этот участок Ларису Борисовну Преснову, которая работала врачом в больничной баклаборатории. Она согласилась, выбор, как показало время, оказался удачным. Её кандидатуру подсказала мне начмед Наталья Ивановна Головина. Я тогда ёще мало знал возможности и организаторские способности врачей больницы.
Мы определились с Ларисой Борисовной, как будем развивать вновь созданную службу. Прежде всего, организовали отдел профилактической дезинфекции, посчитав, что приглашение для выполнения дезинфикационных работ специалистов из других организаций нам обойдётся намного дороже. Управление здравоохранения края идею поддержало, тем более что речь не шла о дополнительных ассигнованиях: отдел был на самоокупаемости. Правда, нам пришлось преодолеть сопротивление службы санэпиднадзора, которой никак не хотелось плодить себе конкурентов. Но в СЭС тоже понимали, что проблема краевой больницы – в отсутствии денег.
Вновь созданная служба начала работать, положение дел понемногу выправлялось. И тогда мы решили образовать больничный эпидотдел: в старом пищеблоке провели ремонт, перевели туда баклабораторию, профдезотряд и там же разместили дезкамеру. До этого дезкамера находилась в гараже. Там были ужасные условия, и числилась при этой камере бабушка около восьмидесяти лет от роду. Понятно, какой с неё спрос. Мы поставили более-менее нормальное оборудование и создали работоспособную службу. Сначала тараканы исчезли, а за ними и крысы перестали бегать по подвалу. Хотя проблема остаётся: летом грызуны уходят на улицу, а на зиму тянутся к теплу. Но этот вопрос решается в штатном порядке. Такого, чтобы крысы свободно разгуливали по переходам, как по центральному проспекту, больше нет. Про это люди уже забыли. И с клопами боролись. Они попадали в больницу с одеждой больных.
Ещё одна проблема: спецовки. Когда я пришёл, в больнице делали в год около 9 тысяч операций, что немало, а сейчас – 14 тысяч. Расход белья был большой. По пресловутым взаимозачётам взяли несколько сотен операционных костюмов – капля в море от потребности. Возникла идея создать своё подразделение по пошиву постельного белья и спецодежды. На эту мысль натолкнула одна из выставок медицинского белья и спецодежды, где была представлена продукция какого-то медучреждения. Если они могут, то чем мы хуже?
Нашёлся энтузиаст – Елена Павловна Ворошилова, которая и сегодня руководит пошивочным цехом. Она раздобыла какие-то старые машины, мы их подремонтировали, набрали швей. Это направление совсем не характерно для больницы, где должны лечить, а не шить. Но благодаря коллективу именно этого цеха мы перестали чувствовать нехватку простыней, наволочек, халатов, спецодежды для операционных, а медики, большинство которых женщины, стали выглядеть красиво. Елена Павловна оказалась женщиной с отличным вкусом, и появился выбор разнообразных моделей халатов и медицинских брючных костюмов, что особенно нравилось молодёжи.
Когда шла перестройка, фактически все халаты были маломерки. Пишут: 52-й размер, а на самом деле это был, в лучшем случае, 48-й. Всё экономили, обманывали. А как мучились женщины с нестандартными фигурами, которым трудно было подобрать спецодежду. Важно, чтобы халаты или брючные медицинские костюмы на каждом хорошо сидели, ведь опрятный и красивый внешний вид врача или медсестры являлся стимулом к выздоровлению наших пациентов. Теперь в порядке вещей любой работник больницы может получить спецодежду, сшитую по своей мерке.
Так мятые и рваные халаты отошли в прошлое. Я считал и считаю, что каждый медицинский работник должен иметь красивый поглаженный халат, такой же колпак. Затем задумался над проблемой ремонта и профилактики медицинской техники. Бригада по её обслуживанию была классной – все толковые инженеры, выходцы с развалившихся красноярских заводов, связанных с электронной промышленностью. Они организовали что-то наподобие кооператива. Бригаду возглавлял отличный инженер и неплохой организатор Константин Павлович Егоров. Но вся проблема в том, что коллектив работал с больницей по договору, а мы задолжали им приличную сумму.
Я пригласил К.П. Егорова и говорю:
– Константин Павлович, переходите в штат больницы всей бригадой, думаю, не прогадаете.
– Вы хотя бы часть задолженности нам возместите, а то люди без зарплаты, у каждого семьи.
На том и решили, что больница гасит половину долга, а вся бригада входит в кадровый состав больницы. Вот так мы приобрели высококвалифицированный инженерный коллектив. Я считаю, что это было нашей большой удачей, потому что специалисты из бригады Егорова в состоянии решать задачи высокой технической сложности, тем более что с каждым годом количество современной медицинской техники возрастает.
Следующий момент – надо было что-то делать с канализацией: что ни день, то порывы и затопления. Я никак не мог вначале понять, кто отвечает за сантехнику в больнице. Выяснил: сантехники тоже сторонние, притом вели себя так, как будто их не касались проблемы, которые фактически делали невозможным нормальное функционирование больницы. Я пригласил руководителя бригады сантехников и тоже предложил его коллективу перейти в штат больницы. Он отказался, мы расторгли с его бригадой договор, но квалифицированный сантехник Геннадий Павлович Ашлапов согласился перейти на работу в больницу. Он и возглавил вновь набранный коллектив сантехников, на этот раз уже больничных. Теперь я знал, с кого можно конкретно спрашивать.
Мы целый год создавали такие службы, которые позволяли больнице фактически работать в автономном режиме на случай чрезвычайных обстоятельств. Свои электрики, сантехники, свои строители, инженеры-электронщики, своя баклаборатория, свой пищеблок, своя аптека... Расчёты показали, что это дешевле, чем пользоваться услугами сторонних организаций. Кстати, об аптеке. Она была в состоянии перманентного ремонта: начали его давно, но конца ему не было видно. Форсировали ремонт. Ведь в больнице не было производства стерильных растворов, аптечные же стоили раз в десять больше. На одни только растворы деньги лились рекой. Вот где можно было экономить! Когда разгребли больничные финансовые проблемы, эту экономию пустили на приобретение более качественных препаратов.
При нашем безденежье пошли на создание отдела клинических фармакологов. Я прекрасно понимал, что с заходом на российский фармацевтический рынок многих зарубежных фармкомпаний мы получали не всегда оправданные назначения со стороны клиницистов. Во-первых, специалисты растерялись от вала агрессивной рекламы, чего раньше не было, ну а во-вторых, некоторые врачи стали открыто лоббировать интересы определённых фирм. Нужен был грамотный и принципиальный клинический фармаколог, способный построить заслон. Подтолкнул меня на этот шаг профессор Владимир Александрович Нетёса, заведующий кафедрой клинической фармакологии. Мы с ним несколько раз встречалась. В отношении открытия отдела клинической фармакологии активную позицию занимала Наталья Ивановна Головина, начмед больницы.
Первым клиническим фармакологом стала Елена Николаевна Бочанова, грамотный и принципиальный специалист. В последующем она была назначена руководителем отдела. Мы были пионерами в создании отдела клинических фармакологов среди медучреждений края. Позже стали приходить к нам из других больниц Красноярска, консультировались и организовывали у себя такое же направление. Я считаю, что большая заслуга в теоретическом обосновании необходимости введения отдела клинической фармакологии в больнице принадлежит В.А. Нетёсе.
Появление в больнице клинического фармаколога сразу дало ощутимые результаты: мы уменьшили количество назначаемых препаратов при том же коэффициенте полезного действия, а порой имели даже сокращение сроков лечения, потому что на первое место поставили интересы пациента, а не отдельных фармацевтических фирм, которые видели в нашей крупной больнице свою дойную корову.
Мы как-то подсчитали с главным экономистом больницы Валентиной Фёдоровной Пусип, что организация всех этих новых подразделений дала больнице до ста миллионов рублей экономии в год. Такие цифры говорят сами за себя.
Много пришлось потратить сил, чтобы очистить от мусора наши подвалы. Все сторонние организации и людей без определённого места жительства выселили. Для этого пришлось поставить охрану в корпусах, что было очень важно: при таких широко открытых дверях было немало случаев воровства. Не больница, а настоящий проходной двор.
Можно было в верхней одежде попасть даже на девятый этаж. Мы поставили охрану и запретили проходить в палаты целыми компаниями к лежачим или тяжёлым больным, а то были случаи, когда к одному пациенту одновременно шло по шесть человек. Начало действовать иное правило: один родственник к одному пациенту. Тот уходит, может прийти другой посетитель, чтобы не создавать толчею. Надо понимать, что в этой палате лежит не один больной.
И чем больше у нас было порядка, тем лучше становился микроклимат в коллективах отделений. Чувствовалось, что лечебные проблемы заняли свое законное первое место. Пришлось заняться и детьми медработников. Подтолкнула такая ситуация: на территории больницы есть два семейных общежития. Как только начинались каникулы, столярам приходилось без конца стеклить разбитые окна на первых этажах больницы, особенно в пищеблоке, который был рядом с общежитием. Да этом и понятно, детям надо было где-то играть. Школьники бегали беспризорными, а у родителей беспокойно на душе.
Решили под началом профсоюзной организации сделать детскую летнюю площадку. Позвонил руководителю Красноярского регионального фонда социального страхования Леониду Федоровичу Адашкину и получил в его лице капитальную поддержку. Остановка была за площадями. Посоветовался с председателем больничного профсоюза Надеждой Витальевной Палилей, она и предложила развернуть детскую площадку в больничном спортзале. Он был действующим, правда, полы прогнили, поэтому молодежь занималась здесь спортом с риском для жизни. Спасибо директору леспромхоза «Карабулалес» Александру Сергеевичу Хуршудьяну, который безвозмездно отправил в больницу столько качественных пиломатериалов, что мы смогли сделать в спортзале хороший ремонт.
Дети питались в больничной столовой, наперед продумывался их отдых, экскурсии, развлечения, а купались они в больничном бассейне. Летняя площадка была рассчитана на отдых детей за смену и работала два месяца – июнь и июль. За все годы не припомню случая, чтобы сезон начался, а путевки еще не разобраны.
Дети медицинских работников в больничном бассейне (2011).
На зимние каникулы мы оборудовали каток. Все было отлично: в контейнере сделали раздевалку, площадку осветили, как полагается, залили хороший лед: на катке было людно и днем, и вечером, приходили даже семьями. Но вот началась весна, и вода от растаявшего льда пошла под фундамент спортзала. Волнений было немало: а вдруг фундамент не устоит, поэтому больше каток мы не делали, к сожалению.
В отремонтированный спортзал потянулись наши спортсмены, мы стали развивать у себя волейбол, баскетбол, шахматы. Оказалось, что много медработников с удовольствием занимаются спортом. Был рад, что среди увлеченных физкультурой и спортом есть разные люди разных возрастов – от 20 лет и до пенсионеров. Все организационные спортивные проблемы взял на себя заместитель главного врача по кадрам Александр Кимович Рымарчук. Надо признать, что это у него неплохо получается. Я лично присутствовал: болел за свою команду, радовался ее успехам. Когда же бывают проигрыши, хоть редко, но бывают, переживаю.
В больничном бассейне тоже кипела жизнь. В сентябре составляли графики посещений коллективами отделений и отделов больницы, с тем чтобы бассейн был доступен всем с осени до весны, а в июне-июле в бассейне занимаются дети наших медработников.
…Чистота, порядок, дисциплина, развитие коллективистского духа, уважительное отношение ко всем сотрудникам – все было направлено на создание творческого отношения к работе. Я всегда помнил, какие таланты стояли у истоков образования этой больницы, и стремился к тому, чтобы развивать традиции, заложенные ее основателями. Часто заходил в больничный музей и каждый раз узнавал там что-то новое о деятельности наших корифеев.
2003 г. На церемонии вручения мне ордена Почета.
Музей – особое больничное подразделение. Всегда шел навстречу его сотрудникам, с тем, чтобы он развивался, чтобы создавались новые экспозиции. Вокруг меня сплотились наши ветераны, он играет большую воспитательную роль в формировании мировоззрения молодых сотрудников. Здесь также стали проводить занятия по истории медицины для студентов медуниверситета. И хотя считалось, что в больничных стенах не место такому культурно-просветительскому заведению, как музей, я полагал и полагаю, что будет ошибкой его закрыть. Это все равно, что избавиться от исторической памяти. Это то, что создавалось не по приказу свыше, а усилиями настоящих патриотов больницы – врачей, медсестер, других специалистов. Конечно, было бы намного лучше, если бы музей имел отдельное помещение, или, на крайний случай, отдельный вход, но, как говорят в народе, хотеть не вредно.
В первый же год своей работы в больнице мы учредили медицинский журнал. Эта идея созрела еще до моего появления в больнице, ее приветствовали все заместители главного врача, заведующие отделениями, рядовые врачи, потому что был настоящий информационный медицинский голод. Врачи из-за невыплат зарплат перестали выписывать «Медицинскую газету», профессиональные журналы.
60-летие ККБ. В подарок от Красноярской епархии – портрет В.Ф. Войно-Ясенецкого от Красноярской епархии.
Первоочередной задачей новорожденного нашего дитяти должны быть пропаганда передового опыта. Второй момент: журнал как дискуссионная площадка для медработников. Не менее важно было рассказывать на его страницах о достижениях как отдельных врачей, так и целых врачебных коллективов. В конце концов, медицинский журнал – это имидж больницы.
Короче, мысли созрели, а тут ко мне попросился на прием красноярский доктор Владимир Иванович Киселев, который ушел из практической медицины и был известен в медицинских кругах как издатель довольно популярной в Красноярске информационно-рекламной газеты «Вестник Мединфо». Он показал мне журнал, который начала издавать Амурская областная больница. Попросил Владимира Ивановича помочь подготовить к печати первый номер нашего журнала, который мы назвали «Первая краевая». Так тогда именовалась наша больница. Мне лично жаль, что из её названия исчезло это лидирующее определение. Денег не было, поэтому журнал был вначале чёрно-белым, печатался он на плохой бумаге. За эти годы он стал популярным в медицинской среде, здесь сегодня печатаются статьи не только лучших красноярских врачей и учёных-медиков, но и российских.
Не забывает нас и доктор медицины Жан Жозефович Рапопорт, который живёт и работает в Израиле. В своё время он много сделал для развития педиатрии в крае, сказал своё слово при организации краевой детской больницы, продолжительное время был одним из научных руководителей краевого лёгочно-аллергологического центра, который был создан 45 лет назад стараниями В.К. Сологуба, известного терапевта академика М.Е. Брусиловского, а также молодого доктора Е.А. Пучко.
Перелистывая в памяти события 1998 года, понимаю, что поднять такой пласт целины за короткое время мне никогда бы не удалось, если бы не получил поддержку коллектива. Запевалами были ветераны, которые работали ещё при Владимире Константиновиче Сологубе. Как известно, у него была высокая нравственная планка, люди всегда тянулись за ними.
2. Центр интенсивной кардиологии и сердечно-сосудистой хирургииМедицина – это живой организм, который, как известно, не терпит застоя. Когда начали анализировать нашу кардиологическую деятельность, пришли к выводу, что сложившаяся система диагностики и лечения кардиобольных не соответствует современным требованиям. Думали, как провести реорганизацию, чтобы преодолеть отсталость. Так возникла идея создания центра интенсивной кардиологии и сердечно-сосудистой хирургии, поскольку все подразделения этого направления были в краевой больнице, но не было единой методологии. Работали вразнобой, не просматривалось единого подхода среди кардиологов, аритмологов, хирургов как в понимании природы заболевания, так и в тактике лечения. Я считал, что объединяющее подразделение должно быть. Мы и начали его создавать параллельно с наведением порядка в больнице – фактически сразу после моего прихода в ККБ.
Взялись за кардиологию и сердечно-сосудистую хирургию потому, что основными причинами смертности нашего населения были да и являются таковыми сегодня сердечно-сосудистые заболевания. Руководителем нового центра был назначен Юрий Исаевич Гринштейн. Хотелось его инициативностью, регалиями и должностью как заведующего кафедрой терапии, так и проректора по лечебной работе мединститута показать значимость этого направления, потому что противников было довольно много.
Кардиохирургию в ККБ возглавляла ученица известного кардиохирурга Ю.И. Блау Алла Семёновна Татаренко. Заведующим отделением нарушений ритмов сердца был тоже ученик Ю.И. Блау Николай Петрович Пынько, а отделением функциональной диагностики – опытнейшая Мария Александровна Шамрина. В больнице уже до моего прихода начала развиваться инвазивная кардиология, пусть не очень активно проявляла себя, но уже была. Создали кардиореанимацию. Все эти подразделения объединили в один центр и начали оказывать экстренную помощь больным с острым коронарным синдромом, особенно с инфарктом миокарда.
Проблема была в том, что кадры реаниматологов оказались без опыта работы в сердечно-сосудистом направлении. Все они были выходцами из первой кардиореанимации, которая, как известно, является прародительницей нынешних четырёх реанимаций. На время моего появления в ККБ было две реанимации – первая и ожоговая, была ещё палата интенсивной терапии в отделении гнойной хирургии: всего три или четыре койки.
Американские врачи в отделении гематологии ККБ.
Вначале было много промахов и просчётов в работе реаниматологов при чтении электрокардиограмм, в подходах к лечению, в согласованности их действий с кардиологами. Поэтому я принял решение обучить реаниматологов отделения кардиореанимации основным вопросам функциональной диагностики. Учёбу проводила заведующая отделением функциональной диагностики М.А. Шамрина. Издал приказ, в соответствии с которым курс обучения длился две недели, а потом предстояло сдать зачет. Некоторых специалистов мы смогли отправить на специализацию по кардиологии в Москву.
Такая работа понемногу стала приносить нам результаты. Но надо признать, что вначале противников этой идеи было много. Несколько раз мы собирались в краевом управлении здравоохранения, доказывали властям необходимость нашего начинания. Нам отвечали, что, возможно, схема не совсем продумана, надо еще что-то сделать. Жизнь расставила все по своим местам, ведь мы вовсе не изобретали свой велосипед, а использовали опыт, наработанный западной медициной, где эндоваскулярный метод был развит довольно хорошо. Мы видели, что в этом плане мы на правильном пути.
Когда Ю.И. Гринштейн был в Москве на конференции по кардиологии, он познакомился с директором сердечно-сосудистого института из Сербии Божко Джукановичем, который пригласил Юрия Исаевича и меня посмотреть работу этого центра. Естественно, мы с благодарностью приняли приглашение, потому что много слышали доброго о делах сербских хирургов: в этом центре лечилось немало наших известных соотечественников: актеров, политиков, военных, писателей, да и вообще институт Божко Джукановича был известен во всей Европе.
Мы с Юрием Исаевичем присутствовали на операциях, которые проводил сам Божко, посмотрели работу его сердечно-сосудистого центра. Божко Джуканович оказался интересным не только как кардиохирург, но и как разносторонняя личность. Он обучался в Соединенных Штатах у легендарного Дентона Кули, в течение длительного времени регулярно ездил в Америку, знакомился с новыми направлениями работы бостонских кардиохирургов и старался внедрить это у себя. Я смог воочию убедиться, насколько ювелирно оперировал Божко, анатомично и точно.
Слева напрво: Ю.И. Гринштейн, Божко Джуканович и я.
Мы побывали не только на его операциях, обсуждали с известным европейским кардиохирургом наши проблемы. Божко говорил немного по-русски, но с ним была и переводчица. Божко был верующим, в его кабинете были картины на православные темы, иконы. Кстати, он любил и знал живопись, гобелен, поэтому не удивительно, что его кабинет был украшен произведениями искусства. В то же время он был понятен, доступен. Общаясь с ним, я не чувствовал, что нахожусь в каком-то другом – заграничном мире.
Мы договорились, что сербские коллеги примут на стажировку красноярских кардио- и сосудистых хирургов. По возвращении отправили в Белград бригаду наших врачей, в том числе Елену Евгеньевну Лихошерст, заведующую сосудистым отделением. Они провели там неделю. Их встретили так же радушно, как и нас, делились технологиями, которые были успешно освоены сербами. С тех пор операции на сонных артериях в краевой больнице стали проводить по их методике. Первой за эти сложные операции взялась Е.Е. Лихошерст.
Надо сказать, что она заведует отделением, где хирургами работают исключительно мужчины. Примечательно, когда встал вопрос о назначении заведующего, мужчины-хирурги этого отделения единогласно назвали её фамилию. Она была единственной женщиной – заведующей сосудистым отделением в областных и краевых больницах России. В последнее время, по моей информации, появилась ещё одна заведующая, что только подтверждает истину: в каждом правиле бывают неожиданные исключения.
Оперирует кардиохирург А.В. Пустовойтов.
Я считал и считаю, что хирургия – не женская профессия, но настырная Лихошерст своей профессиональной жизнью упорно доказывает обратное. В таких случая остаётся только снять перед ней шляпу и низко поклониться. Рад, когда по нашему представлению Е.Е. Лихошерст было присвоено почётное звание «Заслуженный врач России».
Всего же это звание было присвоено в разные годы 29 врачам краевой клинической больницы, что свидетельствует о высоком профессиональном потенциале клиники. Потом ситуация развивалась так: Ю.И. Гринштейн ввиду большой загруженности в медицинском институте не смог постоянно и предметно заниматься проблемами нового центра, поэтому мы с ним пришли к выводу, что руководить новым центром будет Алексей Владимирович Протопопов. Альтернативы ему не было, потому что он стал заметной фигурой, которая проявила себя как лидер.
Новый центр вскоре заработали на полную мощность, и наша больница, которая традиционно считалась плановой, начала оказывать круглосуточную помощь больным с острым коронарным синдромом и инфарктами, которые поступали к нам по скорой медицинской помощи. Красноярский горздравотдел долго воевал с нами, запрещая направлять в краевую клинику городских кардиологических больных. Наконец удалось договориться, что правобережные больные будут направляться в двадцатую городскую больницу, а левобережные – к нам.
Не понимаю до сих пор, почему красноярец, живя, скажем, в Центральном районе, может получить в ККБ помощь на европейском уровне, а тех, кто живет на правобережье везут в другую больницу, где не отработаны современные технологии. Всегда был сторонником того, чтобы в краевой больнице могли получить помощь все больные с острым коронарным синдромом, в том числе с инфарктом миокарда.
А.И. Лебедь и Н.И. Кольба на открытии гнойно-септического центра.
Этого не удалось достичь по двум причинам: из-за позиции красноярского горздравотдела, вторая преграда – ограниченное финансирование этого направления. Мы не имели столько расходного материала для того, чтобы брать на лечение большее количество пациентов. В ту пору практиковалось так называемое софинансирование, когда пациенты вкладывали личные средства, находили спонсоров или ходили с шапкой по кругу, пока не набиралась нужная сумма для приобретения расходных материалов для стентирования сосудов.
Конечно, такое лечение дорогостоящее, но мы старались помочь всем больным. Первый принцип, которым руководствовались, – острая необходимость. Невозможно говорить больному, когда стоит вопрос жизни и смерти: приходи на операцию, когда у тебя деньги появятся. Тем, кто жил за чертой бедности, мы делали стентирование бесплатно. Да, приходилось смотреть, кто перед тобой, – житель села, где давно нет производства, следовательно, постоянного заработка, или коммерсант. Последнему, естественно, предлагалось софинансирование операции, то есть покупка расходных материалов.
Способ отбора пациентов «по кошельку» вряд ли назовешь гуманным, но иного варианта не было. Затем при больнице была создана специальная комисся. Которая решала вопросы бесплатного протезирования коронарных сосудов с учетом состояния здоровья пациента и совокупность социальных факторов.
Продолжение следует
Автор Борис Павлович Маштаков
Источник Сибирский медицинский портал
Другие главы книги "Мой путь":Предисловие и "Детство" (начало).
Курагино – моя малая родинаПрощай, Курагино. Здравствуй, Красноярск!
Пробивная сила офтальмолога Макарова
Спасибо Горбачеву: лучшее получили дети
Мы все – из группы риска (Из истории открытия Центра СПИД)
Если хочешь быть здоров, позабудь про докторов
