Всероссийский театральный фестиваль моноспектаклей «ЧАТ» завершился в Омске. Рассказываем о постановке на китайском языке, которая понятна любому зрителю

Одним из самых интересных проектов, представленных на «Вечере женских историй», стала постановка «Ширли Валентайн» по пьесе британского драматурга Уилли Рассела. Это история замученной бытом домохозяйки, которая устала быть невидимкой для собственного мужа и детей и однажды пустилась в авантюрное путешествие в Грецию. Постановщиком и исполнительницей главной роли выступила китаянка Ли Синьсюй, которая вот уже несколько лет живет, учится и играет в российских театрах и сериалах. Спектакль, представленный Ли, идет на китайском языке без субтитров. Но при этом история остается понятной любому зрителю. Мы поговорили с Ли Синьсюй о том, как появилась эта постановка, как воспринимают ее зрители и что привело китаянку в Россию.

– Как появился ваш спектакль, что это был за проект?

– Проект, который называется «Ширли Валентайн», – это английская пьеса, моя первая самостоятельная работа, которую я выполнила, еще будучи студенткой. Все наши педагоги были русские, и мне было сложно общаться с наставницей, которая руководила этим проектом. То есть я пыталась её понять, она меня – тоже. Но между нами как будто была какая-то незримая стена. Это было примерно два года назад, и тогда я ещё не очень хорошо говорила по-русски, поэтому мне было сложно понимать её. В конце концов, она решила, что будет лучше, если я буду делать то, что хочу. И мне нужно было показывать, что происходит, без слов. То есть мне нужно было очень точно показывать эмоции невербально, ведь нельзя пустить титры с объяснениями: «Актриса нервничает». Она сказала мне: «Показывай то, что ты хочешь». Я ответила: «Хорошо». У нас была целая неделя, чтобы выбрать пьесу. И, конечно, Чехов – это не наш выбор. Потому что для нас классика русская сложна, у нас нет такого бэкграунда, чтобы всё понять, всё хорошо сделать.

– А почему вы выбрали пьесу «Ширли Валентайн»?

– Я прочитала пьесу и сразу поняла – это она. Такое ощущение было. Потому что это история, которая могла бы существовать в России, в Китае, по всему миру. И в прошлом, и сейчас, и в будущем. Это просто наша женская история. То есть она вне времени, вне контекста. Потому что каждая женщина может попасть в такую ситуацию. И когда я читала пьесу, я всё время вспоминала свою маму, к тому же я смотрела на свое будущее.

– Эта пьеса про женщину, которая замучена бытом. То есть ей 45+, за 40 явно. Дети выросли, муж не обращает внимания, кризис семьи. Как вам, будучи такой молодой, девушкой, которая не сталкивалась с такой ситуацией, у которой нет детей, вы даже еще не замужем, как вы поняли эту женщину? Вы смотрели на свою маму?

– Это не просто про маму. Моя мама – педагог, обычная женщина. И, когда я была маленькая, я часто бывала у нее работе, практически жила в ее кабинете. И другие женщины, ее коллеги, вели обычные разговоры про детей, про мужа. Тогда мне было скучно их слушать, но, когда я выросла, я поняла, что у них была в жизни какая-то трагедия, но они сами еще не знали об этом. А у меня с детства такая черта характера, я чувствую эмоции других, если кто-то передо мной плачет, я тоже сразу плачу.

И поэтому, когда я смотрела эту пьесу, у меня было ощущение, что я уже жила такой жизнью. И в тот период у меня тоже были романтические отношения, но в них я не чувствовала себя нужной, партнер не уделял мне достаточно внимания. Хоть мне и было уже 22, но я поняла, что если я с ним останусь, то превращусь в Ширли Валентайн.

– Вы тоже столкнулись с равнодушием партнёра и поняли, что может ощущать эта женщина?

– Да, потому что есть определенная разница между нашими культурами. То есть я, как китаянка, была с детства воспитана так, чтобы думать наперед о том, что случится в будущем. Обеспечить себе безопасное будущее. Например, мои бабушка и мама, они ещё молодые, но они сейчас уже приготовили все на случай своей смерти. А для меня они накопили денег на случай, если у меня будут проблемы, чтобы мне было что есть. И, естественно, я тоже выросла такой, и я все время думаю, что это будет дальше. Когда я смотрела, читала эту пьесу, я поняла, что, если это будет мое будущее, мне надо что-то сделать, чтобы его изменить.

– Вы уже играли этот спектакль на разных сценах? Или это была презентация вашей студенческой работы?

– Мы сыграли в нашем клубе. И я сняла видео и показывала его театральной студии в Китае. Это было интересно, потому что у нас в Китае уже ставили эту пьесу, и в ней играет очень знаменитая актриса. Там все реалистичнее, есть полноценные декорации, а я поставила совсем в другом стиле, что-то сократила, и люди могут взять и сравнить. История одна и та же, но рассказывать ее можно разными способами.

– Какая реакция у российского зрителя?

– Первый раз мне было страшно, я боялась, что пьеса идет на китайском, они ничего не поймут. Поэтому моя задача была – смотреть на зрителей, поддерживать зрительный контакт. Я разрушила четвёртую стену. Но только что в начале я не предупреждала, что буду говорить на китайском. И когда я смотрела на бедных зрителей, на какую-нибудь бабушку, я видела, что они пытаются найти субтитры. Они смотрели вверх, вниз, даже на мой живот – ой, а там тоже нет субтитров. То есть первые пять минут зрители ищут субтитры.

А я так хочу, чтобы они увидели, что там стоит мой персонаж и всем своим видом я говорила: «Бабушка, тут нет субтитров, смотрите на меня, пожалуйста. Вы всё поймёте, главное, смотрите». Я считаю, что это моя самая ценная работа. Потому что она вне языковых барьеров. Я, конечно, потом тоже работала с несколькими произведениями, но в них нет такого социального и мирового смысла. И я даже иногда одна дома разговариваю сама с собой и говорю эти фразы из «Ширли Валентайн» уже бессознательно. После этого я поняла, почему в этом мире существует наша профессия. Она дает возможность пережить опыт, которого у нас еще не было, узнать о каких-то проблемах, которые нас ждут, и заранее найти способ их решить.

– В моноспектаклях от актёра зависит очень многое. То есть от него зависит, в принципе, всё. Вам не страшно было взяться за такой сложный жанр?

– Нет, я кайфую. Потому что, чем на сцене больше людей, тем больше точек внимания: мне надо ещё думать о том, об этом. И когда я одна, у меня есть контакт между мной и зрителем. Конечно, первый раз на сцене это меня смущало. Нужно было контролировать внимание зрителей, особенно бабушек. И еще нужно подумать, что и в какой части мне надо говорить. Вот сейчас, вот в музыку попала. И надо стоять в определенном месте. Четко по определенной линии, ни вправо, ни влево. И я себе делала пометки, и при этом старалась не смотреть вниз. То есть в первый раз были сложны эти технические моменты. А после третьего раза этого уже не существовало. И мне нравится этот спектакль, потому что это диалог между зрителем и актёром. Как будто только мы вдвоем, и я даже видела в зале нескольких людей, у которых словно была одинаковая проблема с персонажем, и мы с ними вместе как будто проходили этот психологический путь, это как будто сеанс психотерапии.

– Почему вы решили выбрать эту профессию? Почему в России?

– Когда-то давно, около семи или восьми лет назад, я увидела спектакль «Призрак оперы», который произвёл на меня огромное впечатление. После просмотра я поняла, что тоже хотела бы так же великолепно петь, танцевать и, главное, жить полной жизнью, как настоящая актриса. Но тогда я понимала, что это лишь мечта, которая кажется такой далёкой.

Когда я поступила в университет, это была не актёрская профессия. Я изучала русскую культуру и литературу. Однако на втором курсе нам предстояло начать осваивать русский язык, и я решила, что это не для меня. Я не хотела связываться с этим языком и приняла решение искать своё призвание в другой области. Я просматривала объявления о театральных кастингах и наткнулась на одно такое из Пекина, столицы нашей страны. Я жила довольно далеко от неё, но меня привлекло это предложение. Там было сказано, что требуется девушка маленького роста, которая умеет танцевать и петь. Я подумала: «Вау, это про меня!» – и отправила им своё резюме и видео. Мне перезвонили почти сразу и спросили, могу ли я встретиться с ними завтра.

Я сразу купила билеты и приехала. Меня спросили: «Где ты живешь? Если не в Пекине, то не пойдет». Я говорю: «Я живу в Пекине!». Я твердо поняла, что хочу заниматься этой профессией на протяжении даже полувека. Кстати, тогда мой руководитель предложил мне работу на телеканале ведущей. Я сказала: «Ой, интересно». И он повёл меня на центральный государственный канал Китая, CCTV. Именно тогда я почувствовала, что у меня, возможно, есть талант. Хотя я всегда считала себя обычной, эта возможность заставила меня задуматься о том, что я способна на большее.

Мой руководитель тогда сказал, что у меня нет актёрского образования, хотя это и не мешало моей работе, но тем не менее это важно, и нужно его получить. И он спросил: «Может быть, ты хочешь получить образование в России? Там очень сильные образовательные программы в сфере актерского мастерства. Есть вероятность, что тебе понравится, потому что ты трудолюбивый человек». Я ответила, что попробую и позвонила в Российский государственный институт сценических искусств (РГИСИ) всего за три дня до экзаменов. Они приняли мою заявку, несмотря на то что у меня ещё не была оформлена российская виза. Но в то время в Китае началась пандемия коронавируса, и можно было сдать экзамен онлайн. И я сдала.

Этот момент был довольно напряжённым. За три дня я выучила несколько произведений: прозу, роман, сказку и стихотворение. Во время экзамена все эти произведения смешались у меня в голове. Я смотрела на русскую женщину, которая задавала вопросы, и не могла понять, что она говорит, потому что мой уровень владения русским языком был минимальным. Всё, что я знала, это «здравствуйте» и «до свидания». Но она проявила интерес ко мне, возможно, увидев потенциал.

Первый раз, когда я сдавала экзамен, я была как чистый лист бумаги, и комиссия не почувствовала моего таланта как режиссёра. Поскольку курс был и режиссёрский, и актёрский, мне дали второй шанс и предложили прочитать пьесу «Вишнёвый сад». Меня спросили, почему Лопахин не любит старшую дочь Раневской. Я предположила, что между ними большая разница в социальном положении. Комиссия сказала, что причина не в этом. Я думала над ответом, вспоминая свой опыт работы в китайском театре. И вдруг мне пришла идея: может быть, он любит мать девушки? Они сказали: «Пятерка!». И вот так я поступила.

– Тяжело приходилось первые годы учиться и жить в незнакомой стране?

Первые годы обучения и жизни в России были не такими уж и сложными для меня. Я открытый и общительный человек, поэтому быстро адаптировалась к новой среде. Самым трудным моментом было решение о том, что я буду работать в России. Многие говорили, что это невозможно, учитывая, что я не выросла в этой стране и не владею русским языком в совершенстве.

Однако я поставила перед собой цель и решила попытаться поступить в российский театр. Я просто приходила в театр: «Тук-тук, а вам нужна актриса?». Сейчас я понимаю, как глупо это выглядело, но у меня на тот момент не было других вариантов найти себе работу. И на 10-й раз мне открыли дверь. Сейчас я работаю в Театре имени Андрея Миронова. Когда я только начала репетировать, я вообще не понимала, что мне нужно делать. Конечно, у меня было свое видение и свои мысли по поводу роли, но я не знала, как о них рассказать. Потому что мой уровень владения языком еще слабый, я рассказываю медленно и без логики, поэтому я просто предпочитала молчать.

И однажды мой руководитель мне сказал: «Тебе надо больше пробовать свое. Если у тебя есть какие-то мысли, ты скажи». И я сказала, что сама хочу поставить свой фрагмент, как я его вижу. Я взяла нашу традиционную маску и сделала какой-то такой пластический фрагмент — на 100 % восточный. И получилось хорошо. Надо сказать, что за тот период я сильно выросла.

– А какие роли вам дают?

– Разные. У меня был случай, когда я должна была сыграть одну роль, а сыграла другую. Я претендовала на роль пастушки Марселы. Ее очень сильно любил парень, когда она ему отказала, он покончил с собой. И она пришла на суд и сказала, что не виновна. Когда я была на кастинге, режиссёр спросил всех актрис, которые участвовали в кастинге, понятно ли им, о чем эта история. И я что-то сказала, по ощущениям, это был вообще не человеческий язык, но люди поняли. И режиссер меня оставил и попросил сыграть что-нибудь. Я сыграла. И он мне сразу сказал: «У меня есть другая роль в другом спектакле, приходите». Мне дали роль девушки по имени Анхела. И в книжке про нее ничего не написано, просто одно имя. А мне так нравится, обожаю такие роли. Потому что у меня есть свобода, и можно что-то создавать свое. По классике, она проститутка, но изобразила я ее как японскую гейшу.

– А вы планируете возвращаться когда-нибудь в Китай и играть там в театрах? Или всё-таки хочется остаться в России?

– Пока я не уверена в своих планах на будущее, так как сейчас у меня много коллег и друзей в России, с которыми мы вместе идём по творческому пути. Кроме того, у меня есть съёмки в кино и сериалах, поэтому я планирую оставаться в России как минимум пять лет. Это решение основано не только на том, что здесь есть возможности для развития, но и на том, что я чувствую связь между Россией и Китаем.

Сейчас я учусь в аспирантуре ВГИКа и иногда принимаю участие в конференциях, где рассказываю о китайской культуре и восточной философии. Мне нравится делиться своими знаниями и видеть, как другие люди начинают интересоваться этими темами. Чем дольше я останусь в России, тем больше людей смогут узнать о китайской культуре.

В будущем я хотела бы открыть собственную театральную студию в Китае и поставить спектакль по русскому методу. Я считаю, что драма в Китае и в России все-таки сильно отличаются, и мне хотелось бы объединить эти две школы.

– Когда вы собирались ехать в Россию, какие у вас были представления об этой стране? Чем картинка, возникшая в голове, отличалась от того, что вы увидели в реальности?

– Я заранее почитала о России на наших сайтах. Но то, что там пишут, никак не относится к России, это, скорее, еще Советский Союз. И моя мама, и бабушка тоже помнят о России только по периоду Советского Союза. Причем мама помнит еще меньше, а бабушка, например, умеет петь некоторые русские песни, хотя и с сильным акцентом. Моя бабушка еще и северная кореянка, но не совсем. Она так называемая корейская китаянка. У нас есть корейцы, которые после войны 1880 года переезжали в Китай. И у нее в свое время возникло какое-то сильное эмоциональное отношение к Советскому Союзу. И меня она даже научила петь «Ой, цветет калина». И я думала, что, может быть, Россия сейчас еще такая, как после революции, и когда я приехала в Москву, я поняла, что это совсем не так.И самая большая разница с Китаем в том, что люди в России открытые. В Китае в театре надо быть закрытым, скромным и показывать себя только своему мужу, а не публике. А в России я чувствовала, что люди могут быть открытыми на сцене, и это очень хорошо, и я как актриса чувствовала, что у меня еще другой вариант есть. И это даже изменило мой характер, потому что, когда я только приехала в Россию, мне было 20 лет. Я ещё молодая, ещё есть что-то, что можно развить в характере. Как будто я посадила дерево внутри себя. И теперь, когда я приезжаю в Китай, что-то говорю и жестикулирую, все говорят, что я похожа на русскую.

– Вы еще играете в сериалах? Что вам нравится больше – кино или театра?

– Театр и кино – это два разных вида искусства, каждый из которых по-своему интересен. Надо просто смотреть, какой это проект. Иногда и сериалы бывают более искренние, чем спектакли. В театре я чувствую себя так, словно все мои эмоции сливаются в одну непрерывную линию. А в кино и сериалах есть возможность показать разные стороны жизни и характера персонажа. Мне особенно интересен сериал, который будет сниматься в июле этого года, где я буду играть роль девушки и парня, брата и сестры, они близнецы. Каждый раз, когда я играю новую роль, будь то в театре или в кино, я чувствую, что как будто проживаю другую жизнь. А еще для меня время течет по-другому. Для меня день — это когда я играю в театре, а когда я вне сцены — это моя ночь. Поэтому я очень поздно ложусь и поздно встаю.

– Вы будете всё-таки продолжать учить русский язык?

– Я очень изменилась за это время. Недавно я нашла свой дневник, где я писала свои мысли, и у меня там была старая запись «Так хорошо, что я поступила в театр, а не стала изучать русский язык».И я просто захотела вернуться в этот период и сказать: «Ага, дурочка, не угадала ты». Это судьба. Потому что во время учебы в Китае можно выбрать 25 курсов перед поступлением в университет. А там один из 25 – это русский язык. Я просто не знала, что еще можно выбрать. 24 выбрала, ну и нажала последний – русский. Русская культура. Культура? Ну Россия? Ага, знаю. Песни знаю. Фильм «Москва слезам не верит». Вот так и попала. И раньше для меня это было какое-то мучение – учить русский язык. Потому что в нашем языке у нас нет мужского и женского рода, нет чудовищной такой грамматики, причастий, деепричастий. Когда я первый год учила русский, мне казалось, что небо черное.

Я думала: «Я дурочка. У меня нет никакого таланта к языкам». И даже когда я училась в России, я не хотела учить язык. Но однажды я смотрела спектакли в театре Додина, а там играла моя подруга Полина. Она сыграла очень хорошо. И я поняла, что я тоже так хочу. Мне надо русский язык хорошо выучить. И с того периода я начала очень стараться. И сейчас для меня уже какая-то привычка каждый день учить несколько новых слов. Даже в выходной день. Я просыпаюсь и сразу беру свою маленькую книжку, куда я записываю новые слова.

– Как вы впервые познакомились с русской культурой?

– Первое произведение, которое я прочитала на русском языке, это «Евгений Онегин», письмо Татьяны Лариной. Я только в России узнала, что это популярное стихотворение, которое часто выбирают для кастингов. Но тогда, в Китае, я ничего не знала про это. И еще стихи Цветаевой, потому что у вас есть такая песня «Ландыш, ландыш белоснежный». Я первый раз услышала эту песню, она очень меня тронула. Это и есть любовь и мамы к детям, и женщины к мужчине, и вообще такая чистая любовь. Это символ России. И мне это тоже очень понравилось.

Мария Седнева

По материалам сайта eurasia.today