Александр Карлин поделился взглядами на мироустройство, литературу, кино, музыку и даже охоту и рыбалку

В августе исполнилось восемь лет, как Александр Карлин руководит Алтайским краем. Глава региона дал большое интервью «ПОЛИТСИБРУ».
«Мы были воспитаны в известной идеологической системе»
- В сочинении «Наша школа через 20 лет», опубликованном в вашем трехтомнике, есть явно выраженный фантастический компонент: на Луне работает экспедиция, село, в котором вы жили, стало городом, в Англии произошла социалистическая революция. Вы тогда серьезно так думали или это был литературный прием, нужный для того, чтобы раскрыть поставленную учителем тему?
- Наверное, было и то, и другое. В каждом вымысле есть доля правды, в каждой правде есть доля вымысла. Те примеры, которые вы привели, наверное, можно назвать фантазийными. Но вместе с тем, все эти сюжеты лежат в контексте идеологических представлений тех лет. Не случайно в сноске к этому сочинению уже сегодняшний я написал о том, что мы были несколько идеологизированными. И я от этого отказываться и не собираюсь. Мы были воспитаны в известной идеологической системе, чуть ли не наизусть учили «Моральный кодекс строителя коммунизма» и Программу КПСС.
Но мое сочинение - не абсолютная фантастика. Не было экспедиции на Луну, но был «Луноход». Не было социалистической революции в Англии, но что-то подобное происходило в других странах.
- Вы жили в глубинке. События шестидесятых годов там как-то откликались? Например, «оттепель».
- Это слово, наверное, мы не употребляли, но я совершенно спокойно еще в школе прочитал «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, опубликованный в «Роман-газете».
- Какие впечатления у вас оставила эта книга?
- Среди тех людей, которых я знал, и среди моих близких родственников не было тех, кто пострадал от политических репрессий в прямом смысле слова, как это описано у Солженицына. Но я вырос в общении с большим количеством людей, пострадавших от режима в другом контексте, будучи переселенными с Поволжья в Сибирь. И нечто подобное тому, что описал Солженицын, я слышал от людей, возвратившихся из «Трудовой армии», а по сути, с принудительных работ в тех же концлагерях, только с другим контингентом и по-другому именовавшихся.

«Поверхностное решение вопросов недопустимо»
- Когда вы только начали работать губернатором в 2005 году, вы сказали мне в интервью, что есть три трудности личного характера, которые нужно преодолеть. Это - публичность работы, необходимость быстро обрабатывать большое количество разнообразной информации и незнание большинства людей, с которыми приходится сталкиваться. Насколько я понимаю, эти трудности вы преодолели. Появились ли новые? И вообще, как вам работается?
- Работается интересно. Если бы сказал: легко, то сказал бы неправду, потому что работа главы региона, высшего должностного лица по определению очень сложная. Я не боюсь это говорить и не хочу выставлять себя героем, но это еще и тяжелая работа по целому ряду критериев - и по объему, и по характеру вопросов, которыми приходится заниматься, и по степени проникновения в эти вопросы. Здесь нужно либо заниматься всерьез и глубоко погружаясь, либо не заниматься вовсе. Поверхностное, слегка коснувшись темы, решение вопросов недопустимо, потому что слишком высока цена ошибки.
Конечно, сегодня я знаю в десятки раз больше людей в самых разных сферах - и в народном хозяйстве, и в культуре, и в образовании, и в здравоохранении в разных территориях края. А общаться приходится с еще большим количеством людей, «запахивать» все более и более широко. Процесс познания людей фактически бесконечен, и эта сложность присутствует всегда.

«Ощущение неизбежности перемен было всеобщим»
- Вы говорили, что в годы Перестройки активно интересовались выходившей тогда публицистикой. Как вы восприняли начавшиеся в 1985 году перемены? С каким знаком для вас эта эпоха - с плюсом или с минусом?
- Однозначно со знаком плюс. И в каком-то смысле решение о переходе на работу в центральный аппарат прокуратуры СССР и о переезде в Москву было принято мной на этом фоне.
В мае 1985 года я в числе более ста других сотрудников со всей страны был приглашен на курсы повышения квалификации в прокуратуру СССР. Если помните, в мае же вышел пакет антиалкогольных документов. В буфете института повышения квалификации был довольно приличный выбор напитков, и в одно прекрасное утро все исчезло - система сработала молниеносно.
За два месяца перед нами выступали и генеральный прокурор, и его заместители, руководители ведущих подразделений. И ощущение неизбежности перемен было уже всеобщим убеждением.
Прихода молодого, инициативного, по-современному мыслящего лидера страна ждала. В начале 80-х годов мы жили по приметам. Одной из них была такая: тот, кто выступал с докладом на торжественном заседании, посвященном очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, был либо формально первым лицом, либо это тот, кто является вторым и может завтра стать первым. В 1982 году на таком заседании с докладом выступал Михаил Сергеевич Горбачев, тогда секретарь ЦК КПСС. И я помню, позвал к телевизору мать и жену и сказал, что очень скоро этот человек возглавит нашу страну. Так и произошло с отсрочкой на два с половиной года.
- В этом году исполняется 20 лет событиям сентября-октября 1993 года. Вы тогда работали в Генпрокуратуре России, и генеральный прокурор Валентин Степанков признал незаконным указ президента о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Какие ощущения вы испытывали в то время?
- Я тогда совмещал работу в Генеральной прокуратуре с преподаванием в институте повышения квалификации. У меня была вторая пара, и я решил не ездить на службу и сразу ехать в институт. Я это утро никогда не забуду: не по-осеннему ясное небо и солнце. А часть линии метро из Крылатского, где я тогда жил, между «Киевской» и «Смоленской» станциями проходит по открытому метромосту через Москву-реку. С этого моста открывается удивительно красивый вид на Белый дом. Поезд почему-то на пару-тройку минут остановился на мосту. У меня было ощущение, что это сон. Красивая утренняя Москва, ясное небо, и сначала раздаются очереди из крупнокалиберного пулемета (я служил в противотанковой артиллерии, и могу по звуку отличить, из чего стреляют), а затем выстрелы их танковых пушек по фасаду Белого дома. Я это наблюдал воочию.
- Но это уже 4 октября, конец противостояния. А какая обстановка была в Генпрокуратуре после выхода президентского указа 1400?
- Обстановка была гнетущая, потому что конституционность этого указа и тогда, и до сих пор вызывает много вопросов у специалистов.
«Нет государства - нет человеческой цивилизации»
- Вы - человек системы, а один из ваших любимых писателей - Василий Шукшин. Вы сами говорите, что его герои часто выступают против системы. В частности, Алеша Бесконвойный, который, хоть трава ни расти, будет в субботу топить баню. От Спиридона из «Сураза» вообще непонятно, что можно ожидать. Эти герои близки вам как люди или вам нравится, как Шукшин-художник показывает их?
- Алеша Бесконвойный идет против системы в некотором смысле. Он не отрицает эту систему в принципе и в целом. Помните термин «социализм с человеческим лицом»? Я считаю, что его затрепали и девальвировали. Так вот, мне кажется, что Алеша - это человек, который хотел, чтобы система была более человечной. Он хотел, чтобы в этой системе у него была хотя бы минимальная ниша для реализации своего «Я», как он его понимал. И, по большому счету, если бы система такую возможность ему давала, он бы системе был более полезен.
В науке принято сначала определиться с терминами. Вы меня назвали человеком системы. Я сейчас разъясню, какой системы я человек. Я человек системы по имени «государственность». Государственность может быть окрашена идеологически больше или меньше. Но государственность современной человеческой цивилизации присуща по определению. Нет государства - нет человеческой цивилизации. Поэтому я человек системы в том смысле, что я понимаю роль и значение государства. И в меру своих сил, способностей, профессии старался и продолжаю стараться делать все от меня зависящее, чтобы эта система сохранялась. Распад государства есть распад общества, крушение общества. По крайней мере, я так считаю.

«Это был апофеоз творчества Шукшина»
- Вернемся к Шукшину. 25 июля - его день рождения и день смерти Владимира Высоцкого. В крае, безусловно, много делается для того, чтобы Шукшина не забывали. Но вот по федеральным телевизионным каналам каждый год к этой дате обязательно есть какая-то передача про Высоцкого, а про Шукшина - в лучшем случае что-то на «Культуре». Как вы считаете, почему?
- Я считаю, в том числе потому, что мы все с вами недостаточно над этим работаем. Мне кажется, в 2009 году нам всем вместе удалось ситуацию забвения Шукшина в нашем общественном сознании и в культурном сознании преодолеть. Если вы помните, в день 80-летия Шукшина «Первый канал» с утра до вечера транслировал фильмы Василия Макаровича. Это был шукшинский день, апофеоз творчества Шукшина. Если мы все вместе хорошо поработаем, может быть, у нас получится повторить нечто похожее в 2014 году.
- А как вы, кстати, относитесь к Высоцкому?
- Больше года мой кабинет находился в здании бывшей школы, в которой учился Высоцкий, в Большом Каретном переулке, переименованном в улицу имени Ермоловой. Еще в советское время здание передали Министерству юстиции РСФСР. Уже в 2000-е годы там разместилась Российская правовая академия при Министерстве юстиции. Работая первым замом министра, я курировал академию, и одно из немногих дел, которое не успел завершить, - установить мемориальную доску, посвященную Высоцкому.
Еще была задумка, она может показаться несколько экстравагантной. Многие произведения Владимира Семеновича в очень своеобразной художественной форме, присущей ему манере, содержат определенные мировоззренческие позиции по правовой тематике. И вот у меня была задумка написать работу, посвященную правовым взглядам Высоцкого через призму его произведений. У нас в домашней библиотеке Высоцкий представлен достаточно полно, и первую часть работы я начал проделывать - в одном из томиков есть закладки в тех местах, которые мне показались интересными.
- То есть вы не песни его слушаете, а читаете тексты?
- Да, я не слушатель Высоцкого, я его читатель. И, кстати, читать его очень интересно.

«Джаз мне ближе в мировоззренческом смысле»
- Пару раз я видел вас на джазовых концертах. Вы случайно туда попали, или любите джаз?
- Мне кажется, это такое направление музыкального искусства, которое позволяет исполнителям в большей степени раскрыться. Джазовые композиции имеют под собой некую первооснову, но диапазон допустимого для исполнителя там гораздо шире, чем где-либо. Конечно, любой исполнитель интерпретирует первоисточник, но пределы очень небольшие. А вот джаз позволяет исполнителям очень многое.
Даже в каком-то мировоззренческом смысле мне это ближе. Вот вы сказали, что я человек системы. Но человек системы может быть разный. Можно тупо держаться за постулаты, за их буквальное толкование и прочтение и говорить, что ты охранитель этой системы. На самом деле, такой человек - губитель системы.
Государство может иметь разную форму. Оно может быть унитарным, федеративным, может быть конфедерацией. Это может быть парламентская республика, президентская республика. Можно уцепиться за конкретную форму, которая была оправдана в конкретных исторических условиях, держаться за нее и ни шагу в сторону, и тем самым потерять государство. А можно подходить более гибко - понимать, что исторические условия поменялись и нужно другую форму реализации государственных функций подыскивать, более современную, более адекватную новым условиям.

«Не знать современную литературу нельзя, но любить ее нас никто не заставляет»
- Вы часто говорите о культуре, литературе, искусстве, но как-то общо. Можете назвать свои любимые книги, фильмы и то, что, наоборот, не любите? Когда-то вы говорили, что Пелевина читали, но это не ваш писатель.
- В каком смысле не мой… Уж больно он злой иногда бывает. Есть некоторые вещи, которые вы о себе знаете, я о себе знаю, но мы их не приветствуем, мы понимаем, что они у нас не самые лучшие. По мере сил пытаемся с ними бороться. А Пелевин в этом смысле беспощаден, он все достает самое-самое и препарирует это по полной программе. Мне кажется, он сам от этого часто испытывает омерзение. Но он такой и такова его художественная формула. И в «Жизни насекомых», и в «Generation П», и в других произведениях это есть. Не знать современную литературу нельзя, это просто признак бескультурья, но любить ее нас никто не заставляет.
Я люблю практически всего Чехова, и, как ни странно, пьесы его я люблю читать. Очень интересен Куприн, особенно его ранние вещи. Бунин интересен, но очень сложен и тяжел, хотя, на самом деле, прекрасный и глубокий писатель.
Мы почему-то потеряли целый пласт писателей русских XX века, очень добротных, глубоких. Я страшно люблю так называемых деревенщиков, например, Михаила Алексеева. Я считаю, что это уникальный русский писатель. Люблю Василия Белова.
- Вы периодически упоминаете фильм Элема Климова «Иди и смотри». В одном изинтервью вспомнили «Покаяние» Тенгиза Абуладзе…
- Это было просто потрясение. И что самое интересное, многие не понимали этого фильма. В «Покаянии» все очень многослойно. Его нельзя трактовать только как развенчание системы. На самом деле, это только один из срезов. Там же много говорится о понимании человеком самого себя вне привязки к какой-то политической системе. И в этом смысле в «Покаянии» огромная пища для ума.
- Есть фильмы, которые вы пересматриваете?
- Последнее время редко, потому что возможности нет.
- А если бы появилось время?
- Если бы возможность появилась, я бы «Войну и мир» посмотрел еще много-много раз.
- Бондарчуковскую с Тихоновым?
- Да, ту, где Наташа Ростова на балу танцует со Штирлицем (смеется).

«Отдых для меня - это смена вида деятельности»
- Известно, что вы не спортсмен, не болельщик, не охотник, не рыбак. А чем снимаете напряжение, как отдыхаете?
- Ну, во-первых, спортом я занимался в институте. Что значит не болельщик? Вы смотрели сегодня ночью, как бежал наш Шубенков? А я смотрел, как наш Серега сбегал! И вообще он подвиг совершил - за всю историю легкой атлетики спортсмены Советского Союза и России не занимали столь высоких мест в беге с препятствиями на 110 метров. А американец, который взял «золото», - это просто машина. Там на самом деле был бой человека с машиной.
Охота сейчас - это экзотика. Ружье и у меня есть, но я не считаю себя охотником. Ружье мне завещал отец жены. Поскольку я должен был принять этот дар, а просто так хранить ружье не положено, оформил охотничий билет. Я понимаю охоту и даже рыбалку лишь как средство добывания человеком пищи тогда, когда это необходимо для жизни. Все остальное - баловство.
А отдых для меня - это смена вида деятельности.
- Есть такая пословица - где родился, там и пригодился. К вам она очень хорошо подходит. Скажите, когда вы уехали в Москву, хоть раз появлялась мысль, что придется вернуться назад и снова работать на Алтае?
- А вот на этот вопрос я вам отвечу тогда, когда закончу работать в этом качестве в Алтайском крае.